Часто совершали они своеобразные инспекционные посещения бедных, неблагополучных семей. Могли прийти в дом к богатому казаку с тем, чтобы попросить помощь для вдовы или средства на поддержание какого-нибудь предприятия, снимая с Атамана эту необходимую, но неприятную для него обязанность.
Особое отношение было у них к детям. Так, наиболее смышленого паренька старше 10 лет они могли пригласить "посидеть с ними на лавочке" несколько часов или день. Это бывало своеобразной наукой и означало, что старики видят в этом казачонке будущего хранителя обычаев. Часто экзаменовали детей на знание молитв, расспрашивали, как дела в школе. И если бывали удовлетворены ответом, то одаривали ребенка каким-нибудь нехитрым угощением или игрушкой: куском сахара, яблоком, конфетой, свистулькой или волчком.
Гостинцы эти брались, как правило, из того, чем одаривали стариков проходившие мимо казаки.
- Вот, господа старики, не побрезгуйте моим яблочком или пряниками... - говорил казак, неся фрукты или овощи от первого урожая в церковь. Старики всегда брали, но сами не ели, а раздаривали детям.
Старики могли взять деньги от казака, желающего "дать на бедных", и решали, кому из малоимущих или какой вдове деньги передать. В такие дома без гостинца не ходили.
Приход старика в дом бывал всегда событием: либо радостным, либо строгим предупреждением, после которого обычно следовал вызов к Атаману и наказание, в случае, если провинившиеся "прихоти свои и химеры" не оставляли.
"Отобедать" старики всегда отказывались, изредка соглашались (в знак особого расположения) выпить чаю, что для старика было поводом по мельчайшим приметам удостовериться, сыты ли дети, не обижают ли сироту, взятую в дом, и т. д.
Старики могли усовестить и устыдить. Они же могли ходатайствовать перед Атаманом о выдаче в ту или иную семью ссуды или иной помощи. О замечании, полученном от старика, ребенок был обязан тут же сообщить родителям, а взрослый - Атаману или священнику на исповеди. Субординация выдерживалась строго. В мирное время возраст играл большую роль, чем воинское звание на войне и в службе.
Спеть песню или выпить вина старик мог только в окружении своих "годков" и никогда с младшими, если это специально не оговаривалось как поощрение молодым.
В собственном доме они бывали несколько удалены от семьи. По возрасту они могли быть прадедами, но хотя правнуки их обожали, сами старались своею стариковской любовью детей не обременять. Жили особняком в отдельных комнатах или углах, питались отдельно, в семейные дела старались не входить, обременяя женщин только тем, что после бани сдавали им свое белье, получая чистое.
Когда старик умирал, в траур погружалась вся станица. При несении гроба под левый угол становился Атаман, под правый - старший сын.
Особое отношение было у них к детям. Так, наиболее смышленого паренька старше 10 лет они могли пригласить "посидеть с ними на лавочке" несколько часов или день. Это бывало своеобразной наукой и означало, что старики видят в этом казачонке будущего хранителя обычаев. Часто экзаменовали детей на знание молитв, расспрашивали, как дела в школе. И если бывали удовлетворены ответом, то одаривали ребенка каким-нибудь нехитрым угощением или игрушкой: куском сахара, яблоком, конфетой, свистулькой или волчком.
Гостинцы эти брались, как правило, из того, чем одаривали стариков проходившие мимо казаки.
- Вот, господа старики, не побрезгуйте моим яблочком или пряниками... - говорил казак, неся фрукты или овощи от первого урожая в церковь. Старики всегда брали, но сами не ели, а раздаривали детям.
Приход старика в дом бывал всегда событием: либо радостным, либо строгим предупреждением, после которого обычно следовал вызов к Атаману и наказание, в случае, если провинившиеся "прихоти свои и химеры" не оставляли.
"Отобедать" старики всегда отказывались, изредка соглашались (в знак особого расположения) выпить чаю, что для старика было поводом по мельчайшим приметам удостовериться, сыты ли дети, не обижают ли сироту, взятую в дом, и т. д.
Старики могли усовестить и устыдить. Они же могли ходатайствовать перед Атаманом о выдаче в ту или иную семью ссуды или иной помощи. О замечании, полученном от старика, ребенок был обязан тут же сообщить родителям, а взрослый - Атаману или священнику на исповеди. Субординация выдерживалась строго. В мирное время возраст играл большую роль, чем воинское звание на войне и в службе.
Спеть песню или выпить вина старик мог только в окружении своих "годков" и никогда с младшими, если это специально не оговаривалось как поощрение молодым.
Когда старик умирал, в траур погружалась вся станица. При несении гроба под левый угол становился Атаман, под правый - старший сын.
Комментариев нет:
Отправить комментарий